Ирина Одоевцева

— Как вы долго не шли. Я жду вас тут уже кусочек вечности.

— Слушайте и запомните! В ночь на 15-ое октября 1814 года родился Михаил Юрьевич Лермонтов. — И вам стыдно не знать этого. — Я знаю, — оправдываюсь я, — что Лермонтов родился в 1814 году, только забыла месяц и число. — Этого нельзя забывать, — отрезает Гумилев. — Но и я тоже чуть было не прозевал. Только полчаса тому назад вспомнил вдруг, что сегодня день его рождения. Бросил перевод и побежал в Дом Литераторов за вами. И вот — он останавливается и торжествующе смотрит на меня. — И вот мы идем служить по нем панихиду! — Мы идем служить панихиду по Лермонтове? — переспрашиваю я. — Ну да, да. Я беру вас с собой оттого, что это ваш любимый поэт. Помните, Петрарка говорил: «Мне не важно, будут ли меня читать через триста лет, мне важно, чтобы меня любили».

Мы садимся за кухонный стол и ждем, пока вскипит вода. Ждем долго. – Удивительно некипкая, глупая вода, – замечает Гумилев. – Я бы на ее месте давно вскипел. И как бы в ответ, крышка чайника начинает громко хлопать. – Вот видите, – торжествует Гумилев, – обиделась и сразу закипела. Я умею с ней обращаться. Вода, как женщина – надо ее обидеть, чтобы она вскипела. А то бы еще час ждали.

Он (Н.С. Гумилев) зажигает спичку и бросает ее в открытое окно. — Терпеть не могу, когда поэтов сравнивают и гадают — кто лучше, кто хуже. Конечно, Блок лучше меня. — И прибавляет, подумав: — Но не надо забывать, что он на целых пять лет старше меня. Через пять лет я, Бог даст, еще многое напишу. Я не скороспелка, я поздно развился. До «Чужого Неба» все мое малоценно и неоригинально. Я по-настоящему только теперь начинаю развертываться — на половине жизненного пути.